российский вестник контактной импровизации

 
 

Притяжение

 

 
 

 


 

О нас, или от редакции

N 1 (весна 2000)

N 4 (весна 2001)

N 6 (2002-2003)

Гостевая книга

На главную 

 

 

 

ПРИТЯЖЕНИЕ N 6      2002-2003
 

                                            Российский  Вестник  Контактной  Импровизации

Юха Виитамяки, Изабель ЮскиВ этом номере

Вместо колонки редактора.
Импровизатор.
Ольга Сорокина

От классической системы танца к модерну.
Светлана Веселова

Как импровизатор импровизатору...
Сергей Васильев

Фестивали.

Why do you move?
Фестиваль «Импульстанц» в Вене
Анастасия Смирницкая

Незаконченные письма о Братиславском
фестивале импровизационного танца
“Fizichskij Dialog”
Олег Сулименко

Фестиваль в Бухаресте
Елена Барковская

Перевод
Мартин Кео. Мгновения восторга.
Перевод. О. Сорокиной
 
 
 

Редактор этого номера – Ольга Сорокина
Тел. +7(812)342-4156
e-mail
Contactnews@yandex.ru
Lesnayao@yandex.ru

 

 

Импровизатор.
…Европейский контактный импровизатор – это теперь уже известно, кто. Если лет 10 назад это казалось тайной, сладостной и восхитительной, лет пять – далеким образом, полным надежд,  предчувствий и ожиданий, то теперь это старый друг, или, вернее – лучшая подруга.
Итак, если все-таки говорить чуть проще, то я хочу немного рассказать о моем впечатлении, что за люди занимаются контактной импровизацией в Европе. Безусловно, люди очень разные, но если навести «статистику», то получится примерно такой портрет.
Это молодая женщина, по-нашему – девушка, лет двадцати девяти,
В студенческом возрасте изучала всякую культурологию и философию,
Родной язык – немецкий, хорошо знает английский и может, если надо, и по-французки, но с ошибками,
Живет в Берлине! Или в Швейцарии, но подумывает, не перебраться ли в Берлин.
И живет не очень легко. Преподает нашу любимую КИ каким-нибудь усталым тетенькам, втихую получает социалку, тяжело вздыхает, что денег ни на что не хватает, но ездит время от времени по дорогенным воркшопам, и тогда ночью спит в студии на полу в невесомом, как облако, мягком и уютном спальном мешке.
Конечно же, ведет дневник, который никому не разрешается читать, хоть он обычно и  валяется на самом видном месте.
Снимает маленькую квартирку вместе с подружкой и подумывает, не перебраться ли в коммуну. То есть, тех, кто живет в коммунах, пока еще не большинство, но живется-то там классно, и народ, в основном, смотрит на новых «коммунаров» с завистью. Да и действительно – представим-ка себе на минутку, мы, русскоговорящие и русскопишущие, что живем ни с родителями, ни с мужем, женой, парой детей (собственных и не очень) и бабушкой, и даже ни в общежитии, а – сами по себе… Как бы жить тогда хотелось? Совсем в одиночку? Или – не совсем? В искусстве «не совсем» наиболее впечатляющих вершин достигли немцы, на языке которых и был написан «манифест коммунистической партии». Оказалось, что коммунизм в одной отдельно взятой квартире, а не стране, вдруг неожиданно приобретает человеческое лицо. Лицо, главным образом, женское, лет 29, и далее – см. выше. О коммунистическом мировоззрении я и хочу дальше поговорить, наша героиня – как раз этого вероисповедания, хоть и не живет пока еще в коммуне.
Итак, современный глубоко западноевропейский коммунизм. Не все коммунисты – коммунары, но коммунары – почти все коммунисты, во всяком случае, я пока других не видела… Ой, простите, сначала надо определить что за «коммунизм» имеется в виду.   И что за коммуна.
Коммуна: мечта коммуниста (комсомольца, пионера, октябренка), что-то вроде дружной коммунальной квартиры (дома, улицы, города, страны, …), в которой большая часть дорогого имущества является общей собственностью: стиральная и посудомоечная машина, пара холодильников, в которые разрешается лазить без спросу, расписание дежурств, причем не только по мытью пола, а и по готовке общего обеда. Западноевропейская особенность: строго добровольное членство, полнехонькие холодильники, у всех коммунаров есть свободные деньги – у одних есть работа, у других – социалка.. Из наших напомнило… даже не пионерский лагерь – потому что там всегда есть начальство, а стройотряд, где решали вместе, что будем завтра есть и до скольки работать, и зачем нам это надо. А по духу очень ясно напомнило вот что: нам по шесть лет, соседскую девочку только что приняли в октябрята, и мы с подружкой мечтаем, как тоже будем школьницами и октябрятами, и у нас будет общее дело, расписание дежурств и чуть ли не большой общий дом.
Коммунист: тот, кто верит в счастливое и справедливое общество, основанное на демократии и равноправии. Это не ошибка: именно «верит в общество», как верят в друзей.
Коммунизм: вера в то, что мир вокруг можно и должно изменить к лучшему. Что от того, что ты выключил горячую воду, в речке не подохнет одна лишняя рыбка, а от того, что ты показал голую задницу полицейскому, правительство задумается, правильную ли политику оно ведет.
Итак, наша героиня – коммунистка. Она не пьет пиво из банки (она вообще почти не пьет никакого алкоголя), и не потому что там консерванты, а потому, что эти банки не разлагаются в почве. Она закрывает раковину, когда моет посуду, не потому, что жадничает платить за воду, а потому, что от химии в море дохнет живность. Ее лучший друг – совершенно голубой, в юности сидел за наркотики, а сейчас работает гуру для уставших тетенек (см. выше) и их голубых друзей. Ее лучшая подруга в 16 лет убежала из дому то ли в Колумбии, то ли в Гватемале, а подругин бойфренд как раз таки учился в математической спецшколе, откуда, правда, тоже сбежал. Они все вместе ездили в Индию в прошлом году, где успешно совмещали употребление марихуаны в неограниченном масштабе с практикой йоги и консультациями знаменитого гуру. У нее на ночном столике, покрытом арабским платком,  портрет богини со слоновьей головой, православная Божья Матерь Казанская и католическая статуэтка Девы Марии, бусы из бирюзы и деревянные четки, Че Гевара, она сама маленькая с бабушкой, самый первый бойфренд (этот, правда, лежит картинкой вниз). Она зажигает курительные палочки и занимается медитацией. Из религий самой приемлемой считает буддизм, но на практике придерживается доброму молодому язычеству, с амулетами, звездами, чакрами и арканами таро.
Она познакомилась со своим последним бойфрендом на воркшопе Ненси Старк Смит, куда каталась за тридевять земель. Он занимается компьютерным дизайном и изучает то ли философию, то ли психологию в университете, играет на бас-гитаре и, конечно же, тоже коммунист. Только отношение к религиям у него еще более коммунистическое:  он считает их мировым злом, а в особенности – ислам и христианство (как же нам повезло с семьюдесятью годами религиозных гонений! Не благодаря ли им мы имеем все-таки не социальный институт, а что-то другое, - что стоило оберегать и нести сквозь семьдесят лет,  а значит, имеющее большую ценность). Они оба верят, что будут жить уж никак не так, как их родители, они не носят джинсы и всякие хипповские приколы, чтобы не быть даже похожими на родителей, и даже не курят, не только табак, но особо не курят и марихуану. Они пока что живут отдельно, иногда поругиваются, но ей уже очень хочется рожать деток, а он пока побаивается, но втайне радуется этой мысли. Так может пройти год, или пять, или десять – и они либо расстанутся, либо будут делать детей. Которые тоже не захотят жить так, как жили их родители. А пока они оба свято верят, что изменят мир к лучшему, и ради этого танцуют.
 
 

Светлана Веселова
От классической системы танца к Модерну

Коснемся очень кратко этой ситуации, лишь настолько, чтобы напомнить основные интенции танца  Модерн, возникающего на рубеже 19 и 20 веков. Этот н о в ы й («Модерн») танец прежде всего был обращен к традиционным народным танцам, ритуальным практикам, вытесненным классическим искусством балета, как наиболее полным формам выражения человеческой экзистенции. То есть, Модерн данс был обращен назад, в древность и именно там черпал истоки своей новизны. «Назад в будущее!» -- но это не один парадокс, который мы встретим в развитии этого явления.
Почему же корсет системы классического танца стал тесен? Какие именно основания этой системы подверглись наиболее радикальному отрицанию? На чем построен классический балет?
1) Литературная основа, довлеющая  развитию сценических событий. «Золушка», «Щелкунчик» имеют совершенно четкие драматургические основания, от которых отталкивается хореограф.
2) Действие разворачивается среди канонических персонажей, рамками которых ограничен исполнитель.
3) Хореография. Творчество исполнителя может разворачиваться только в рамках предписанной хореографической партии.
Итак, вырисовывается жесткая иерархическая система, в которой авторская функция исполнителя минимальна: он существует только в рамках персонажа, воплощаемого им на сцене, движется в уже предписанной хореографии, которая в свою очередь подчинена фабуле произведения. И все эти системы субординации по сути лишь отсылают к высшей реальности смысла, но не производят   ее сами. Здесь любое исполнение, как в концепции Платоновского космоса, лишь несовершенное отражение предвечных, предданных, преднайденных, пред……..продолжите сами, каких угодно пред…..мысли или бытия, но никогда не производство со-бытия, с-мысла. Не потому ли у Платона искусство стоит последним из родов занятий?..
Модерн хотел не действия, а действа, Модерн хотел ритуала, таинства, мистерии. Поэтому вместе с балетным корсетом им была «расшнурована» вся система классического балета.
1) Сюжет может быть, но он уже не довлеет действию, он становится концептуальной рамкой, с которой действие может вступать в игру, борьбу, разнообразно дистанцируясь от избранной фабулы. Фабулы может и вообще не быть, в основу мистериального действа могут быть положена такая архетипическая ситуация, как война, любовь, поединок, рождение, смерть. Тогда представление уже становится инициацей, ритуальным посвящением, которому не могут быть предположены  никакие смыслы извне, потому что бытие и смысл производятся в самом сердце мистерии.
2) Амплитуда между персонажем и исполнителем растет, исполнитель может вообще разыгрывать войну со своим персонажем, и здесь мы вспоминаем «актера, который отрицает себя» Антонена Арто.
3) Раз и навсегда жестко установленная хореография, пожалуй, наиболее жестко отрицалась представителями неклассических форм танца. «Ни одно движение не годиться, чтобы быть повторенным еще раз» Почему? Да потому что будучи повторенным, оно запускает бесконечную репрезентацию бытия, оно начинает отсылать к нему, напоминать о нем, но более не производит его в топосе креации.
Вспомним Айседору Дункан, встречающую рассвет в храме Аполлона, чтобы с первым лучом солнца найти то самое движение…движение самого бытия.
Нет никакой пред заданной реальности для такого танца ибо само действо танцовщика-демиурга начинает управлять реальностью. Пусть даже эта реальность существует только в пределах собственной художественной концепции. Воображаемые миры реальны!—Не забывайте Лейбница.
Вместо канонической разученной  хореографии – тело-знак танцовщика, которое как пружина, сжимает возможности высших сил, одухотворяющих его. Тело, не следующее хореографии, но имманентное своему движению, производящее знаки духа…(Даймоно-графия вместо хорео-графии. Знаки духа вместо знаков хоры). Это последнее слово Нового танца, и первое разочарование постмодерна в идеалах Модерн данс.
Если танцовщик Модерна считает свое тело продуктом борьбы сил и духов, если его движение могли восприниматься как письмена духа, то весь ужас постмодерниста заключается в обнаружении своего тела как продукта социальной сборки, выполненного дисциплинарными машинами социализации. Этой системой ходить, говорить, видеть, понимать… «Машины социальности работают в самом сердце субъективности». Но тогда я должен остановиться, замолчать, не двигаться, не смотреть, не…ведь любое мое действие и движение – производство, производство и производимое социальной фабрикой, любое слово – цитата…Но все же я пишу, но все же я продолжаю движение. Тело дано не богом, оно об- или вы-работано социумом, но я Художник, и  мой удел искусство…Искусство пользования телом, искусство экспонирования этой поверхности социальных практик. Мы с тобой одной … - одной социальной сборки, и Я МОГУ ЛИБО СТАТЬ СВЕРХАВТОРОМ ЭТОЙ СБОРКИ, ЛИБО РАСТВОРИТЬСЯ В МАССЕ, ОБРАБАТЫВАЕМОЙ МАШИНАМИ СОЦИАЛЬНОСТИ.
Будет ли это перформанс, ограниченный концептуальной рамкой…
Будет ли это акция, размыкающая пространство между исполнителем и зрителями,  работающая в ситуации  «здесь и сейчас», -  мое движение реактивно и рефлективно, оно стереоскопически отражает то, что действительно происходит с нами, живущими в этой культуре. В этом обществе, в это время и именно здесь лежит основа его «вечности», сказал бы модернист, но я скажу: «актуальности».

Васильев С. А.

Как импровизатор импровизатору...

С контактной импровизацией я познакомился совсем недавно и был приятно удивлен. Чему же?
В составе «группы товарищей» я уже достаточно давно занимаюсь, -  тоже импровизацией и тоже связанной с движением. И не просто с движением, а в контакте с партнером. Точнее, в нашем случае его правильнее было бы назвать противником. Да, это айкидо, но не то, всем знакомое искусство единоборства, которое импровизацией является только в идеале, где к свободе владения внутренней энергией нужно идти сквозь частокол стандартных действий. Путь нелегкий. Чтобы идти, нужно быть конкретным и дисциплинированным в накоплении количества. Чтобы дойти, нужно быть очень абстрактным и творческим для преобразования накопленного количества в качество. Согласитесь, свойства достаточно противоречивые, одновременно присущие далеко не многим. Не многие и доходят.
А можно ли начать сразу с качества? И что оно собой представляет, то есть чем все-таки мастер айкидо отличается от начинающего? Именно этими вопросами и задалась упомянутая выше «группа товарищей». По ходу поисков и размышлений становилось ясно, что дело не в багаже заученных до автоматизма приемов, а в чем-то принципиально другом. В том мистическом чуде, которое не растет прямо пропорционально багажу, а является в творческом озарении!
Может быть, мы долго блуждали бы в слепых поисках того, что на Востоке называют внутренней энергией, если бы не теоретическая поддержка Карлоса Кастанеды, пришедшая совсем с другой части света. Она состояла буквально в следующем: восприятие и поведение определяются состоянием. Поэтому задача несколько сузилась: нужно эмпирически найти состояние, в котором действия адекватны нападению.
 За счет чего? Тут пригодилось знание теории управления, которая гласит, что эффективнее управлять не самим объектом, а системой его управления. В случае борьбы с армией противника нужно знать чего хочет генерал, в случае борьбы с самим противником, нужно знать, чего хочет он сам. То есть, нужно знать не то, что он делает, а чего он хочет. Нужно научиться воспринимать его намерение и действовать соответственно. Эта формулировка оказалась достаточно определенной для того, чтобы найти решение поставленной задачи. При некоторой настройке внимания, более объемной и непрерывной, чем обычно, действительно четко видна форма назревающей атаки противника. Ответные действия возникают автоматически и являются настолько адекватными, насколько точна настройка. Здесь перспективы для самосовершенствования необозримы.
Так вот, возвращаясь к началу. Я был удивлен не столько тому, что контактная импровизация основана на том же принципе, сколько неожиданному, непривычному для адепта боевых искусств его применению. Противнику нужно мешать в достижении его нехорошей цели - нанесении физического вреда. Для этою нужно найти «зону безопасности» в поле его намерения и удерживать ее образ во внимании - все остальное происходит само собой. С партнером по танцу случай как раз противоположный: ему нужно помогать. В чем помогать и неизменность какого образа при этом должно сохранять, мне пока не совсем ясно. Но в том, что наличие некоторого инварианта, неизменного абстрактного образа во внимании является залогом хорошей импровизации в конкретных формах, я уверен. И надеюсь, в этом мы совпадаем.
 

Why do you move
Фестиваль «Импульстанц» в Вене
Анастасия Смирницкая

Каждое лето в Вене проходит интернациональный танцевальный фестиваль «Импульс-танц»,  который длится пять недель. «Импульс-танц» – это прекрасная возможность увидеть многообразие современного танца, а также его историю, так как на фестивале представлены не только новые работы, но и постановки с более чем пятнадцатилетней историей.
В это же время в Вене в течение четырех недель проходят воркшопы и лаборатории по всевозможным направлениям современного танца, а также по композиции, импровизации, йоге, массажу, работе с голосом и т.д.
Это крупнейший европейский фестиваль. Его сайт: www.impulstanz.com . На сайте можно узнать информацию про фестиваль и мастер-классы.
Каждый год организаторы отбирают по заявкам и видеоматериалам примерно сорок молодых танцоров и хореографов из разных стран, которым частично оплачиваются воркшопы, проживание в Вене во время фестиваля, а также билеты на фестиваль. Эта программа называется “Dance-WEB”, информацию о ней можно прочитать на сайте www.dancewebeurope.net. В этом году мне посчастливилось быть «вебером». По приезде, каждый участник “Dance-WEB» должен был представить себя другим, то есть сделать короткий перформанс, который мог принимать какую угодно форму, что называлось «carte de visite». Это было очень интересно, так как  я в который раз была поражена, насколько люди, примерно одного и того же возраста, занимающиеся примерно одним и тем же делом, могут быть разными и в то же время невероятно похожими, насколько разные формы может принимать творчество.
Во время “carte de visite”,  Нель, американка, попросила остальных ответить на вопрос «Почему Вы двигаетесь?» (Why do you move?). Вопрос был воспринят больше как «Почему Вы танцуете?», тем не менее, ответы нашей интернациональной компании показались мне интересными, так что я перевела некоторые из них.
                                                                     Анастасия Смирницкая

DanceWEB                         Вена                             2002
Ответы на вопрос: почему Вы двигаетесь? (why do you move?)

Жизнь – это движение…и любовь – это движение…что произойдет, если я перестану двигаться?

У меня нет выбора

Я думаю, я не буду танцором, но, в конечном счете, я не могу быть никем другим

Страсть к жизни и потребность в движении

На данный момент, я не знаю ответа, и не знаю, буду ли когда-нибудь знать

Потому что пока я не могу остановиться

Я не знаю, но этот вопрос меня смешит

Это стимулирует наше мышление настолько, насколько никакие другие средства не способны это сделать

Я двигаюсь, потому что живу

Это приходит изнутри

Чувство силы

Я двигаюсь, потому что все вокруг вибрирует

Есть большая река, вы, как поплавок, держитесь на поверхности этой реки, вы двигаетесь вместе с ее течением, но по отношении к реке, вы неподвижны.

Я хочу познать свой танец

Я хочу найти суть всего, что меня волнует

Незафиксированность. Изменение. Надеюсь заявить о себе…

Движение – это всегда танец (если вы хотите это видеть), только постоянное изменяется

Чтобы доказать, что я живу. И удивлять себя

Мысли возникают во время движения

Это мой путь выражения того, чему мои рот и мозг не могут подобрать слов

Потому что это огромная возможность соприкоснуться с другими душами

Потому что я живу, потому что мне действительно это нравится

Если б я только знал… это уязвимое место

Первое, что я хочу найти – правду. Иногда это хорошо, иногда это плохо, но это честно.  Эта абсолютная величина, которую я принимаю. Я желаю этого Вашему танцу.

Я хочу научиться жить настоящим

Быть счастливым

Может быть это возможность сказать кому-нибудь что-то

Я не танцую слишком много. Я думаю, я не буду танцором долгое время. Я чувствую танец, когда слышу музыку, но даже в этом случае, я представляю больше, чем танцую

Танец – это нечто, что я не могу принять в своей жизни, потому что это слишком большая часть моей жизни. Движение так близко ко мне, что я не могу его постичь

Я двигаюсь чтобы жить!

Это мой выбор!

Это часть моей жизни

Я двигаюсь, потому что это делает меня счастливым - выброс энергии. Спасение от действительности - осознанная мысль, связь с землей, пространством вокруг меня, другими людьми …

Тело имеет так много знания об этом. Движение помогает мне быть честным

Я не танцор. Тем не менее я двигаюсь. Имеется ли другая возможность?! Меня перемещяют мои намерения и побуждения. Что является ими? Могут ли они быть чем-то иным, чем движением?

Я двигаюсь – я живу

Движение – это жизнь, жизнь – это движение

Потому что именно это происходит сейчас, возможно завтра я буду работать в банке

Двигаться с потоком – течь с сиянием

Танец – магия тела, тело – точка соприкосновения неба с землей (см. рисунок)

Почему я танцую? Почему я двигаюсь? Мне это нужно! Проявлять свои внутренние чувства - это мой наркотик! В настоящее время я исследую в танце:
Что такое человек в природе? Ничто по сравнению с бесконечностью. Абсолют по сравнению с ничто. Место между ничем и всем.

Учиться и быть свободным.
 
 
 

Незаконченные письма о Братиславском фестивале импровизационного танца “Fizichskij Dialog”.
Олег Сулименко
Письмо 1.
… Мы импровизировали с Дэнни и Аттиллой несогласованно и достаточно невнятно для трио. Для некоторого зрителя эта наша внутренняя невнятность и оказалась вкусной. Но на сопротивлении друг к другу далеко не уедешь. Этот осадок и остался внутри у каждого из нас. Вероятно, что у каждого.
 Дэнни после окончания «Минервы», - так мы назвали наш перформанс по названию Братиславского ресторана, что означает Древнеримскую богиню ремесел и искусств, в надежде, что она нас посетит,  - был напряжен, вероятно, от того, что не сложилось единого трио, которое он хотел воспроизвести от прошедших радостных опытов совместных выступлений, а менять или экспериментировать с формами танцперформанса он не хочет или ему было незачем. А может, Лепков большей частью был напряжен потому, что сразу же после нашего выступления Стив сказал, что он не в форме (out of shape). Оказывается, Стив иногда может быть достаточно брутальным. Хотя после последнего вечера фестиваля и Дэнниного соло, которое было заключительным, Пакстон восхищался им.
 Мы выступили странно. Слишком много внутренних разногласий и нежелание или невозможность подготовить перформанс не позволили действу стать единым местом. Мне видится, что очень важно настроить тела, мысли, место – друг с другом, вне зависимости, что будет происходить потом, кто куда двинет и что преподнесет на сцену.

 Из всего фестиваля мне понравился Стив и, как не странно, Дэвид Замбрано. Стив – как мастер своего тела, присутствия и понимания где он и что с ним. Он выглядел «Иисусом» танца.
 В первое свое выступление он был местами похож на престарелого брейк-танцора и по легким гримасам лица напоминал Петра Мамонова. После 12-тиминутного танца под 4-ю (кажется, их было 4) сюиту Баха в исполнении Глена Гоулда, Стив оставил прочный след в моей памяти. Я все мысленно возвращаюсь и возвращаюсь к его танцу. Он с мудростью и загадкой раскрутил, а затем оставил танец, и танец продолжил жить.
 Замбрано понравился честностью, при своем клоунском поведении и безудержной латиноамериканской энергии, и интересной простроенностью света. Свет и минимализм его танцевальных паттернов и борьбы или, скорее, игры с ними, выстроили после окончания его выступления целостность. Хотя и было скучновато, но эта скучность, вероятно, и позволила случиться единому концепту.
 Стив, при повторном исполнении «Английской Сюиты» И. С. Баха в последний день фестиваля преподнес некий концептуальный сюрприз: после каждого выступления участников организатор фестиваля Мира дарила им однотипные букетики цветов, и это уже превратилось в механистичный ритуал. Так вот, в самом начале, когда появился свет на сцене, Стив долго не появлялся, он, видать, затерялся где-то в гримерке, затем вышел, занял позу, выдержал небольшую паузу, поклонился, и Мира преподнесла ему букет. Он ушел со сцены, опять вышел, занял ту же самую позу и начал танцевать. После исполнения первой сюиты Мира опять подарила ему букет, он опять ушел и опять появился в уже знакомой позе, и так все продолжалось несколько раз.
 

Письмо второе.

 Каждый приглашенный на фестиваль артист выступал дважды. Он мог сделать два раза один и тот же перформанс или сделать два разных. Каждый из них мог пригласить в свой перформанс гостя, или гостей. Таким образом, зритель мог узнать художника с разных сторон, да еще и познакомиться с его методом преподавания, посетив воркшоп или лабораторию.
 А приглашенных мастеров было восемь: Стив пэкстон, Лиза нельсон, Джулиен Гамильтон, Давид Замбрано, Дэниел Лепков, Рей Чанг, Ева Карчаг, Вики Шик.
Лиза сделала дважды один и тот же перформанс, но в разных театрах -  на огромной сцене и на маленькой. И сделала их со Скоттом Смитом совершенно по-разному. Так говорят. Их второе выступление я не видел, разминал свое тело перед выступлением от недосыпа, обилия в нем жирной словацкой еды и других отягощающих тело факторов.
  А первое мне понравилось началом. После как-то все превратилось в игру.
 Лиза и Скотт сидели за столом и передвигали сначала объекты и свои тела, используя такие команды, как повтор, пауза, рестарт, выдержать и, вероятно, что-то еще. Комплексная игра и с формальным действием, и с состоянием разума. Если бы эта игра была более определена и ориентирована, а не просто создавала бы различные непредвиденные композиционные и образные ситуации, то мне, вероятно, понравилось бы больше. Но Лиза есть Лиза и за ней всегда наблюдаешь с восхищением, она вновь и вновь ускользает от взгляда, пытающегося понять мышление ее движений. Я видел репетицию этого дуэта в ее студии в Вермонте, перформанс был суше и в нем было меньше телесной игры и юмора. При этом немногообразии он был более целостным и более “art project”-ом, чем артистическим.

Письмо третье.

Джулиен Гамильтон. Очень подвижный и легкий в свои пятьдесят с лишним лет. Мы его как-то видели с Андреем лет 6 назад в Амстердаме, и его язык движения мне был никак не близок. Сейчас стало более понятно и любопытно наблюдать его технику.
Первый перформанс: вначале очень привлекают и захватывают скрытые минимальные звуки из гортани немца, хотя как-то уже становится неуютно, что он всегда поглядывает на Джулиена. А к концу этот парень совсем закрылся и забыл (интересно, что забыл и забил отличаются лишь небольшим знаковым отличием в букве, особенно в латинской транскрипции) Гамильтона, так что дуэт к концу для меня развалился.
 Второе его выступление с женой испанского происхождения – Карме Риналиас, было очень стерильным и красивеньким. Я бы назвал его «биоперформанс», это как биосауна: тепло, тепло, тепло, а не зажигает и толком ничего не происходит. Прелестные движения, красивый свет и композиции, создаваемые двумя противополыми телами, случайные касания в «некрасивые» места сразу одергиваются или исправляются на нежные… Движения скользят по телу, но не входят в него.

А здесь можно поместить фотографию, которую я не сделал на фестивале и вряд ли уже сделаю.
 

 Письмо четвертое.

Рей Чанг. Его дуэт со Скоттом Смитом я не видел, так как разминал свое тело от – см. выше. Ты удивишься, когда узнаешь, что ему 52 года, а он выглядит лет на 38, максимум на 40, а двигается как на 30. Не курит, не пьет и на ночь позволяет себе лишь стакан кока-колы. Мнения о дуэте разные. Аттилла – музыкант – восхищается. Лепков и Лиза – ничего особенного, скучно и красиво, обозначают контакт, а дальше не идут.
 Второе свое выступление Рей сделал квартетом как демонстрацию контактной импровизации: с Лепковым, Гамильтоном и словацким танцором Дано Рацек.  Было очень графично в неменяющемся, но танцевальном свете увидеть на сцене чистый контакт как по исполнению, так и по содержанию. Как таковых трюков, акробатики и явной контактной техники не наблюдалось, что и сделало этот «контакт» удачной сценической импровизацией. И все исполнители квартета были равноценно хороши.

Вместо письма пятого.

 Не знаю, стоит ли писать о других выступлениях и событиях фестиваля. Пока я писал эти письма, фестиваль уже прошел, и свежесть рассказа о нем ушла. Можно было бы поразмышлять о проблемах импровизации, о «проблемах» сугубо личных как зрителя, так и перформера. И фестиваль еще лишний раз заставил глубоко задуматься об импровизации как о форме современного перформанса, то есть перформанса, который несет с собой новое и интересное. Но по поздней осени мои мозги не хотят ясно сформулировать ни одной понятной мысли в буквах, да и это уже будут иные письма, что выйдет за пределы данного писания. Будем ждать для импро букв иных времен.
 

Фестиваль в Бухаресте
Елена Барковская
 

…В прошлом году зимой на фестивале ЦЕХ, “Плантация” показывала импровизационный перформанс под названием «Палаты». Там, в конце у меня "родился" небольшой импровизационный текст:
"Мне нравится связывать различные слова и понятия. Ну, например:
(тут я заметила развязавшийся шнурок на чьем-то ботинке)
-Шнурок, - сказала я, - связывает между собой левую и правую стороны ботинка. В ботинке удобно ходить в слякотную погоду, чтобы ноги оставались сухими и чистыми.
-Свет -, задумавшись на несколько секунд, я стала связывать Свет со Шнурком, - если бы не было Света, мы не смогли бы отличить камень от болотистой жижи - ведь лишь наступая на камень мы в состоянии ходить Друг к Другу в гости.
Почему я вдруг вспомнила это? Потому, что сейчас опять постараюсь связно описать все то, что увидела и ощутила в Бухаресте.  Вот я посмотрела перформанс без названия. Без названия потому, что он был представлен как:" Improvization enkounter with Mark Tompkins, David Zambrano, Lisa Nelson, Inge Kaindlstorfer, live-music Sorin Romanescu, Vlaicu Golcea, Light Mircea Ghinea."
У меня до сих пор перед глазами оживает финальная сцена этого перформанса, которую я назвала "фатальное столкновение Агаты Кристи и Пуаро с Никто". Очень важно при этом, чтобы слова "фатальное" и "столкновение" были записаны в виде пересекающихся слов кроссворда в букве "Т". Это будет ключом, который с толком приоткроет завесу этого загадочно-мистического КроссВорда. Взять, к примеру, "Лайт". Я сознательно буду говорить не об освещении сцены, а именно о "Лайт", т. к. для меня он был представлен как вполне живое существо, что-то типа привидения, блуждающего в пространстве как ему вздумается. Музыка тоже была "Live", она совершенно непредсказуемым образом появлялась и пропадала
на сцене, подстать свету. Иногда она напоминала игру на виолончели или подергивание гитарных струн, иногда поскрипывания половой доски. В общем, это была достойная
друг друга парочка.   Перформеры в этой детективной среде были слаженной командой, которая в непредвиденных обстоятельствах весьма профессионально импровизировала, по ходу создавая удивительные композиционные ловушки для музыки и света. Мне даже завидно стало, так мастерски они видели друг друга вне всякой зависимости от благосклонности или безразличия к ним этого привидения "Лайт".
А теперь финальная сцена:   Пуаро (David) лупил зонтом что было сил невидимого Никто, который видимо в этот момент пытался выхватить у Агаты (Lisi) бутылку, которая словно живая  выпрыгивала и вылетала из ее рук.  Но Пуаро был непоколебим, он так стремительно пронзал  воздух и пол, что под конец этой битвы от зонта ничего не осталось, зато Никто отступил. Лиса перестала ронять бутылку, даже откупорила ее и сделала глоток. Марк, внимательно следивший все время за сражением со стороны, облегченно сказал "Энд". Все зрители тоже наконец-то расслабились в своих креслах и бурно  зааплодировали.

Теперь самое время перейти к масстер-классам:
Начну с Лисы.
Первое, что я услышала от Лисы - это ее фраза: "Главное для танцора -  это глаза."
Не успела я это как следует обдумать, Лиса мягко добавила: "Закроите ваши глаза..."
и далее началось...
...Можно было слышать падение тел, сталкивающихся друг с другом и со стенами-
это все перемещались в пространстве с закрытыми глазами под дистанционным
управлением Лисы. Она так лихо управляла "кнопкой переключения скоростей"
и постоянно меняла направления нашего движения. Это оказалось не так просто - бегать
спиной вперед закрытыми глазами, да еще менять траекторию по ходу.
То, что главное для танцора, это глаза - мы поняли сразу, поэтому старались не поднимать руки выше пупа, чтобы глаза остались на месте. Потом Лиса расширила границы своего эксперимента и выпустила нас в пространство города. Слава Богу, к закрывшему глаза был приставлен "водитель", который водил своего слеповатого партнера по магазинам, паркам и улицам города. После такого "расширения" ходить в пространстве зала, закрыв глаза - сущий пустяк. Как-то все сразу перестали сталкиваться и падать, просто  бегали с закрытыми глазами. Чего же тут особенного?
Дэвид.
После классов Дэвида мое тело напоминало шахматную доску. Так усердно я старалась следовать его технике "Flying Low", после которой ни у кого не осталось ни малейшего сомнения в Реальной Силе Земного Притяжения. В данном случае мы "взлетая" неизменно "притягивались" к полу.
Как только мы не пытались взлетать! Но, все равно... притягивались... к полу...
Наших глаз Дэвид тоже коснулся своей волшебной рукой. Как-то он построил всех лицом к себе и спросил каждого в отдельности: "Что у тебя за спиной?"
Вот где был полет фантазии... но Дэвид быстро всех "уложил на лопатки". Он просто всем объявил: "У вас за спиной ...Глаза!! У кого-нибудь есть вопросы?"
Вопросов не было. А чтобы и впредь они не появлялись, он дал пару упражнений:
"Клоуз ер аиз.."- мягко, как Лиса сказал Дэвид.
Это были парные упражнения под названием "сжатие" и "щекотание". Не надо объяснять, что ты чувствуешь, нужно лишь воспроизвести свои ощущения в последующем совместном танце. Получается очень забавный и ОЧЕНЬ ЖИВОЙ танец. Так, наверное, скачут в аду на горячей сковороде...

МА-МА-МА-МАРК.
Вы, наверное, уже догадались, что нужно сделать? Правильно..."Клоуз ер аиз"..., ведь Марк начинает преподавать. Он принес нам "на блюде" свое замечательное упражнение под скромным названием "Импульсы". Конечно, это непросто догадаться с закрытыми глазами, куда будет направлен импульс. Хотя догадываться тоже ни к чему, нужно просто реагировать по ходу или стоя когда тебя щедро осыпают импульсами твои друзья-танцоры: вот импульс прошелся по затылку, потом сразу в живот, после тебя потянули за пятку к полу, а потом уже за волосы тянут вверх - туда, прямо к звездам... к звездам...
Выдержав все "это" и закрепив все впечатления этого эксперимента в своей телесной памяти, можно позже пользоваться ею как словарем для создания танцевальных фраз. Возможны различные варианты "импульсации". Воображение, равно как и чувство присутствия оживает с удивительной быстротой.

Инге.
Классы Инге - необходимая программа реабилитации, перемежающаяся с классами техники и импровизации. Она заключается в комплексном направлении усилий по восстановлению физических и душевных сил организма танцора-контактника. Инге отдельное спасибо от моего сплющено-сдавленно-защекотанного тела, которое научилось принимать первоНачальную форму, оживляя в памяти КАКОЙ МЕНЯ МАТЬ РОДИЛА и мысленно лепить себя заново.

Вернувшись, я размышляла: "Кто же этот Никто, который так старался вырвать бутылку из рук Лисы ?", но в этот момент в доме отключили электричество, как это часто бывает ...у нас...в Москве. Я вспомнила слова Лисы: "Главное для танцора это глаза", спокойно вздохнула и пошла ставить чайник, принимая по ходу импульсы от своих домашних, озабоченных поисками свечей. После, когда я уже сидела на кухне и пила чай, электричество включили и один мой знакомый, завязав шнурки на ботинках, сказал, стоя в прихожей, повернувшись лицом к стене: "до свидания". Я замешкалась, т.к. не поняла с кем он прощается, но вспомнила слова Дэвида.
"У него тоже глаза за спиной", - догадалась я
-До.....,-но он уже вышел.
Вот такое волшебное свойство обрело мое зрение, там... в Бухаресте...

Мгновения восторга
Мартин Кео

Инструменты

Кто самый счастливый в оркестре? Тростник.Мартин Кео и Рей Чанг на фото Бенно Эндерлина с фестиваля 2001 во Фрайбурге
Он припадает устами к устам
Твоим для рождения звука.

И каждый тростник, а особенно – сахарный
- Думает только об этом. Колеблясь в чащобе
Тростинок других он танцует свой танец.

Любой инструмент без тебя будет мертв.
Один рядом с тобою сидит. А другой
Крадет поцелуй. Тамбурин просит
Дотронуться до его кожи, тогда лишь
Он станет собой.

Дай мне почувствовать, как ты входишь везде, кость за костью,
Чтобы то, что умерло прошлой ночью, стало бы целым опять.

Зачем жить трезвою жизнью, и чувствовать,  как отступаешь ты?
Этого я не хочу.

Или вина мне достаточно дай, или оставь одного,
Знаю теперь, как это –
Быть с тобой в непрерывной беседе.

Руми.

Мы зацепляемся друг за друга макушками, оставляя ноги далеко позади, мы падаем вниз, катясь друг по другу, не задумываясь о том, кто окажется сверху, когда мы, наконец, достигнем пола. Я танцую, представляя себе, что я – река, а ты – мосты на этой реке. Я не знаю, что там дальше, вниз по течению. Пусть оно придет само. Когда берега подходят теснее друг к другу, я становлюсь быстрее, если дальше – я медленнее перехожу в приток. Когда я натыкаюсь на валун, я могу или обойти, или зайти вниз  и поднять его, или же подняться выше и дать себя поднять. Я постоянно втянут в какие-то вещи. И в то же самое время я понимаю, что для твоей реки я – берега, и ты тоже не знаешь, что за следующим поворотом.

Наши руки встречаются. Мы следуем за их кочевой тропой, которая проходит между нами и через пространство. Ты на джеме – гость. Я никогда не запомню, как тебя зовут. Наш честный, спонтанный контакт влечет за собой отказ от мыслей, что кто-то может оказаться в выигрыше или наоборот. Это - процесс отказа от чего-то  желаемого, от результата вообще. Контакт – это перекресток, на котором мы встречаемся, где мы обмениваемся тем, что у нас есть, например, информацией. Контакт – рыночная площадь, городской колодец, это место, где границам наших сил может быть брошен вызов, а значит, мы можем все о них узнать.

Я на четвереньках. Ты рядом со мной и используешь мою спину как трамплин, чтобы  падать на меня и отскакивать вверх, но лишь для того, чтобы опять упасть. Старый друг, я помню все эти тропки даже спустя многие годы.  Это все знакомо, я знаю этот танец, потому что десятилетиями мы создавали вместе его историю. Мы неизгладимо врезаны в клетки друг друга, вот мы какие, и вот какие наши неприкосновенные границы. И вот мы годы спустя танцуем в тонком воздухе центрального Мехико, обнаружив себя летящими по воздуху и ревущими от восторга.

Танцевать с тобой – это как танцевать с самим собой. Ты высокого роста. Я вскатываюсь по твоей спине на плечи и продолжаю крутиться вокруг твоей  головы  как пропеллер вертолета. С тобой мне нравится взмокнуть и почувствовать весь объем своих легких. И толкаться, и смеяться.
Мне нравится ощущать свою кожу, расцветающую от контакта с твоей. Как пестики и тычинки, – опыление заставляет нас цвести красотой. И когда я танцую, я чувствую красоту – силу,  гибкость, творчество, смелость, чувствительность, человечность. И это дает мне почувствовать, что я достигаю чего-то целостного.

Мы бежим через зал, опираясь руками о плечи друг друга, и через каждые пять шагов ты взлетаешь в воздух. А Мартин Кео и Рей Чанг на фото Бенно Эндерлина с фестиваля 2001 во Фрайбургепосле окончательного приземления я вдруг обнаруживаю себя летящим по спирали вокруг твоих плечей.  Когда ты стоишь рядом, то кажешься просто крошкой, но когда мы танцуем, то вырастаешь до огромных размеров. Я танцую контакт с тобой, потому что я люблю нервную дрожь. Теряя центр тяжести, зная, что я должен сам себя беречь, если  это вдруг понадобится. Живя и играя с физическими силами, мы как две личности общаемся друг с другом. Нервная дрожь от жизни в нестабильности человеческих взаимодействий.

Я прыгаю горизонтально через пространство. Вместо того, чтобы встать там и поймать меня, ты прыгаешь вместе со мной, поворачивая мое летящее в воздухе тело, и мы выворачваемся, как будто бы мы бесшумно падаем на землю, которая нас ждет. Я танцую контакт с тобой, чтобы чувствовать себя как животное, чтобы растерять всякие мысли, прекратить все время думать о будущем. Чтобы жить в том, что несет данный момент, быть на охоте, чувствовать, как подступает к горлу адреналин, когда вдруг замечаешь в саванне льва.

 Мы стоим голова к голове, чувствуя медленную волну, поднимающуюся  вверх от лодыжек. Я живу с этим идеалом, как поэт, который хочет быть так же плодовит и при этом глубок, как Шекспир – я танцую с мыслью занимать столько же места, как ты. Не только одновременно, но действительно быть там, где твое тело находится в данный  момент. Как же я это делаю? Я заталкиваю себя в то же самое место в пространстве? Или я становлюсь пористым и смешиваюсь с твоими клетками? Или я нахожу самую маленькую дверцу, становлюсь жидким и тихонько просачиваюсь вовнутрь? Я все еще не знаю, но все продолжаю искать, год за годом, десятилетиями это осуществление танца. Иногда это бывает даже сексуально. Но чаще это чувствуется духовно, как совершенное слияние и растворение в божественном.

Я стою на коленях. А ты лежишь на согнутых коленях, покоясь головой и плечами у меня на коленях. Твое тело, как арка, опирается только на ступни и плечи. А ведь если я прыгну прямо отсюда, то я возьму и тебя с собой наверх, но только ты будешь стоять на плечах. Я знаю эту твою способность достаточно о себе заботиться в любое время и в любом месте. Я прыгаю. Но к нашему большому удивлению ты бежишь через зал со мною на плечах.  Наш танец становится рефлектором, через который жизнь испытывается с внутренней стороны,  по ту сторону от мыслей о благополучном фасаде, а ближе к ощутимому биению сердца, кишечника, лимфы и крови, связанным с временами года и с плодородием мира, в котором мы живем.

Мы несемся вместе через зал и продолжаем взлететь, отталкиваясь от бедер друг друга. Мы ушли далеко от архетипов, от того, чтобы быть образцами  добродетели, чтобы иметь идеалы, с которыми жить. Это больше не имеет отношения к «битвам богов». Но танец настолько щедр, насколько он мог бы быть щедр в мире мифов и легенд. Мы вознаграждены рогом изобилия  ощущений, образов, прикосновений и встреч.

Мы все время падаем друг на друга, каждый раз приземляясь по-новому. Мы то прокатываемся друг по другу, то поддерживаем друг друга каким-нибудь узким краем, но все для того, чтобы падать и падать друг на друга снова.  Я танцую контакт для чистого текучего  удовольствия движения тела вместе с другими телами, ощущения  щедрости того, как я наполняюсь их весом, и как я наполняю их своим. Чувствовать запах моих партнеров по танцу, видеть их глаза, когда мы признаем, что мы делаем.  Чувство того, что это не просто какое-то развлечение, эдакий социальный танец, но форма серьезного обновления, нахождения себя, но себя с большей способностью вмещать непрерывную радость.

Пока мы танцуем, ты отрываешь от моей футболки кусочек за кусочком. Мы – любовники танцевального пола. Мы живем как гурманы ощущений. Вместе мы желаем настолько замедлиться, чтобы испытать и изучить самые тонкие детали. Контактная импровизация делает нас знатоками своих тел по отношению к другим и к миру вокруг. Мы становимся эпикурейцами человеческих взаимоотношений, палитра которых открыта для тонких ароматов  общения. На тайном языке нашего близкого танца наши клетки шепчут наши имена: сластолюбцы.
Мартин Кео и Рей Чанг на фото Бенно Эндерлина с фестиваля 2001 во Фрайбурге
Ты почти на голову выше меня. Я себя чувствую абсолютно спокойно, когда лечу в воздухе в твою сторону, хоть и не имею представления, что из этого получится. Я танцую контакт с тобой, и, значит, я могу почувствовать, что такое -  взлетать, как ястреб, нырять, как выдра, драться с львятами, скользить, как слизняк, неподвижно парить, как колибри, быть преследуемым, как олень, быть медведем, навалившимся на добычу, спать на скале после того, как сбросить старую кожу, разрушить свой кокон, чтобы в самый первый раз  высушить и расправить крылья.

Мы много раз сталкиваемся друг с другом, пока не падаем в смеющуюся кучу-малу. Я танцую, чтобы узнавать истории моих партнеров. Что мне говорят их сухожилия, их готовность поддержать или обмануть, и что за рассказ мы создаем вместе?

Спиной к спине мы чувствуем поддержку друг друга. Один из наиболее болезненных аспектов этой формы, так как танец – это бесконечное исследование,  - это допущение, что я, собственно, ничего не знаю, заранее ничего не спланировано. Иногда это скучно, я неудовлетворен, я хочу больше, или я хочу меньше, я чувствую, что по-настоящему не встретился с тобой, я лучше бы потанцевал что-то другое. Ты слишком вспотел, ты отвлекаешься, слишком поддаешься. Ты – зеркало моего бытия, и я приношу в свою жизнь ту же неосознанную волю, что приношу и в танец.  С тобой, с каждым партнером я обретаю реальное и иногда потрясающее отражение того, как я живу и всех моих взаимоотношений с людьми.

Мы вместе в этих раскачивающихся трюках, и мы вместе в своих поисках. Острые границы моего «я» становятся мягче. Так что можно надеяться, что те драгоценности, которые скрыты внутри нас, станут видимы.

Сейчас каждый из нас двигается со своим собственным центром. Иногда мы встречаемся. Контактная импровизация – как артезианская скважина, -  напор воды в ней не ослабевает с тех пор, как ее пробили. Иногда кто-нибудь должен найти источник снова, но когда его уже найдешь, его вода и успокаивает, и питает, и оживляет.

После отзеркаливания суждений, желаний, границ  танец собирает нас в великом покое. После лести, массажа, принятия себя такими, какие мы есть, покой вырастает в нас, как дыхание земли. Тогда появляется момент приятия, -  как в смерче ощущений, взаимодействия и движения есть неподвижный центр.

Мы толкаем и хватаем друг друга. Поддерживаем и укачиваем. Я танцую контакт, потому что я не бесполое существо. Танцуя с мужчинами, я горжусь, что я мужчина. Ощущение силы моих партнеров, их пот, когда мы толкаем друг друга, дает мне понять, что в этом мире у меня есть место, где я могу стоять на обеих ногах. Когда я танцую с женщинами, чувствую их аромат, то танец рождается где-то глубоко в пояснице. Я чувствую, как оживают клетки, и сознаю, что я  - часть связи между поколениями, моя сексуальность связана с чем-то более глобальным, чем личная жизнь. И хотя я иду домой к Единственной Женщине, когда танцую, я могу испытывать притяжение ко многим.

Мы скользим по телам друг друга перпендикулярно полу. Мы танцуем контакт, потому что его форма незакончена. Это не хореография, на которую можно положиться, это, скорее, ряд принципов, которым нужны вы и я, чтобы становиться более совершенными. Мы и есть завершение.

Мы опускаемся животами на пол. Глубокая ночь джема в Потсдаме. Мы танцевали долго и тяжело, мы оба уже пусты. Как будто мы шли весь день, и, наконец, упали на землю, чтобы отдохнуть. И через некоторое время, лежа на  вершине горы, мы видим траву, растущую прямо перед лицом. Мы замечаем, что весь мир движется. Мы видим цветы, которые меньше, чем можно было вообразить, здесь целая экосистема из 4, 6, 100 -ногих тварей добывают пищу,  - спариваются, строят дома, двигают горы, ползают, роют норы, прыгают, выжидают.

И в танце, когда мы замедляемся и сосредотачиваемся в точке, можно обнаружить целый мир жизни и информации. Движение всего на несколько дюймов приносит целую новую экосистему, которую можно исследовать. Обычно мы бессознательно переворачиваем эти маленькие тонкие жизни. Если потратить время на то, чтобы их рассмотреть, это заставит нас двигаться дальше с несколько большим состраданием и смирением. Что значит – чувствовать точку контакта? Могу ли я быть достаточно медленным, чтобы чувствовать твое дыхание, биение твоего сердца, твою жизнь? С этими недавно обнаруженными деталями наш танец продолжает оживать снова и снова.

Точка соприкосновения катится по нашим телам вверх по спинам. Я танцую с тобой, потому что я не смог ответить на вопрос: почему? Почему я жив? Почему мы здесь? Граница «меня» танцует и сливается с границей «тебя», делая момент настоящего вполне самодостаточным. Жизнь становится ощутимой. Я не в силах иметь все ответы, но от таких вопросов приходит полнота. Я танцую, значит, я могу танцевать вопросы.

 Опять, пока мы танцуем, наши лица мокры от слез. То, что мы делаем, танцуя контакт – это же так просто. Мы встречаемся физически и дальше смотрим, куда нам идти. Ты - головоломка двигательных паттернов и возможностей, которая встречается с моей коллекцией путей и пожеланий. Куда мы идем вместе? Что представляет собой наш танец этого момента сегодняшнего дня?

Но в эту соблазнительную простоту завернуты миры неприрученных эмоций, сырой контакт лицом к лицу, моменты, когда сердце разрывает нежность, волнение во время полетов между созвездиями. Когда мы танцуем, ничего не спрятано. Как раз есть моменты чистого зеркального отражения того, кто мы есть на самом деле. Иногда это лестно, иногда это потрясает. Мы так активны для того, чтобы вздохнуть еще один раз в своей короткой жизни, и танцуем, направляясь к мерцающему свету, когда однажды занавес опустится в последний раз.

Соединенные боками, мы оба закрыты в бедрах, коленях и лодыжках. Такое чувство, что наши сердца бьются одновременно. Мы неторопливы, и всегда, когда достигаем вершины горы, можем выбрать, по какой стороне спуститься. Мы танцуем, и никто внутри нас ни о чем не говорит. Мы в том состоянии, когда ухо одного  - рядом с ухом другого,  и мы вслушиваемся в великую тишину друг друга.
 
 

Перевод О. Сорокиной



 

Где и когда проходят джемы, можно узнавать:
в Москве  - у Дмитрия Самсанкова и Анджелы Доний
В Петербурге – у Алины Михайловой, Ольги Сорокиной, Анны Одоевой,
В Архангельске – у Николая Щетнева

адреса:
Москва
Анастасия Смирницкая vasilisa7@mail.ru
Анджела Доний angeldanse@mail.ru
Елена Барковская ewagut@yahoo.com
Дмитрий Самсанков dimasams@mtu-net.ru
Москва-Росток
Марина Коновалова dadafon@mail.ru

Санкт-Петербург
Алина Михайлова m.alina@rambler.ru
Марина Русских anotherdance@mail.ru
Юлия Быленок lagoonju@hotmail.com
Тимур Меллех mellekh@rambler.ru
Ольга Сорокина lesnayao@yandex.ru
Анна Одоева odance@rambler.ru
Елена Дергачева rekayelena@yahoo.com
С.-Пб – С.-Франциско vitalika@rambler.ru
С.-Пб – Оутокумпу ludcia2000@mail.ru

Ярославль
Ольга Швачко v-olya@yandex.ru
Екатерина Тихонова dmitka@narod.ru

Архангельск
Юлия Пырсова pyrsova@mail.ru
Николай Щетнев nikolai_s@mail.ru
Новосибирск
Елена Панасенко Dance@Contemporary.Ru
Группа «Вампетер» wampeter@ngs.ru

Украина, Киев
Руслан Баранов santah@mail.ru

Молдавия, Кишинев
Александра Сошникова  alexdance@rambler.ru

 

Квинтет на фото Бенно Эндерлина с фестиваля 2001 во Фрайбурге

 

 

 

 

 

 

 

О нас, или от редакции

N 1 (весна 2000)  N 4 (весна 2001)  N 6 (2002-2003)

Гостевая книга

На главную


 
 
 
 
 

Hosted by uCoz